«Изоляцию сравнивают с блокадой — смешно»
Сейчас с продуктами такая благодать! Никогда такого не было. Круглый год виноград, апельсины, мандарины, это удивительно! Все, что хочешь, лишь бы деньги были.
Раньше был один хлеб. 125 граммов, на детской ладошке помещался. Он был сырым. Там ничего не было — муки процентов 15, 430 калорий. А человеку нужно хотя бы 2000. Люди выкраивали, делили его на три части. И поджаривали, и в воду бросали, получалась хлебная похлебка, которая пахнет чем-то.
Блокада из детства
Сейчас что? Сравнивают изоляцию с блокадой, смешно. Сиди, высиживай! Волонтеры есть. Благодать! И продукты принесут, и лекарства. Хотя, конечно, тяжело сидеть без воздуха.
В активе жителей блокадного Ленинграда я работаю вот уже 22 года. У каждого из нас свой участок. Раз в неделю принимаем людей. По разным вопросам помогаем. Раньше было до 800 человек, сейчас уже 250. Умирают и умирают наши блокадники. Мы так готовились к этому празднику, ко Дню Победы! Столько концертов должно было быть…
Жить надо. Хотя сейчас мне очень сложно. Мы с мужем всегда были вдвоем, 63 года вместе прожили. В январе он скоропостижно умер. Инсульт. В жизни все может быть: и хорошее, и плохое, но мы всегда были дружны. Самое главное, когда люди вдвоем живут и решают пожениться, — уважать друг друга.
Надо надеяться на лучшее и стараться делать хорошо все, понимаете?
В субботу вступают в силу поправки, ограничивающие право на эвакуацию автомобилей
«Эвакуация машин из-за других нарушений, по составам ст. 12.19 КоАП РФ, останется, но увозить транспорт из-под запрещающих парковку знаков по ст. 12.16 надо запрещать, — рассказал «Газете.Ru» автор законопроекта, зампред комитета Вячеслав Лысаков. — Кроме того, законопроектом может быть предусмотрено повышение штрафа за нарушение требований, запрещающих стоянку и остановку под знаками, до 3 тыс. руб. Сейчас штраф в таком размере — 3 тыс. руб. — платят только нарушители в Москве и Санкт-Петербурге. Возможно, вместе с отменой эвакуации такую сумму целесообразно будет установить во всех остальных городах».
Парламентарий поясняет, что решил вернуться к проблеме эвакуации из-за большого количества нарушений измененного ранее законодательства. «Сейчас по закону забирать машину можно только с тех участков улиц, где установлены предупреждающие таблички «Работает эвакуатор», но это не соблюдается, — говорит Лысаков. — Кроме того, закон обязывает местные власти предупреждать автомобилистов об установке запрещающих парковку знаков за 20 дней, но это тоже игнорируется чиновниками. Граждане жалуются, звонят и пишут, эксперты об этом тоже говорят.
Это уже давно вышло за рамки управления транспортной ситуацией и превратилось в бизнес с годовым оборотом в полмиллиарда долларов. Идет тотальная эвакуация транспорта, и не только в Москве, но и в других городах по примеру столицы.
Парламентарий отмечает, что его инициативу поддержали уже несколько десятков депутатов, которые намерены стать соавторами проекта поправок.
«Конечно, будет скандал, но другого выхода прекратить эту, по сути, преступную деятельность чиновников нет. Возможно, отмена эвакуации подтолкнет правительство к тому, чтобы наконец четко прописать в законе критерии установки знаков 3.27 и 3.28. Я просил правительство РФ сделать это еще год назад, но эти знаки до сих пор расставляются в городах без какой-либо логики, так, чтобы можно было увозить на штрафстоянки как можно больше автомобилей».
«В школе нам о блокаде не говорили»
В 1947 году только отменили карточки. Не помню, чтобы часто покупали мясо. Даже в субботу, воскресенье ели суп — щи без всего. Картошку, рыбу покупали — треску замороженную, 56 копеек за килограмм. Вымачивали ее в воде, чтобы быстрее таяла, отваривали, жарили. Ели много квашеной капусты.
Холодильников не было. 150 граммов масла купишь — и между окон в баночке лежит. Потом уже куры стали появляться, синие-синие, цыплята даже, а не куры. Стоил цыпленок рубль и пять копеек. Мама купит и отварит.
Мы очень бедно жили после войны, потому что работала только мама. Она получала всего 800 рублей. А надо и за квартиру отдать, и обувь купить, и пальтишко. Я помню, что, когда училась, в школе ввели форму. Шерстяную мы не могли купить, покупали штапельную. А это хлопок с добавками. И я в институте до третьего курса ходила в школьном платье.
У Лёки большие щеки
Самое главное было учиться. Кто учился — тот и был в почете. Я всегда хорошо училась. Когда приехала в Ленинград, было очень тяжело. В 4-м и 5-м классе нужно было изо всех сил догонять. Требования оказались куда более серьезные, чем в эвакуации.
О блокаде в школе не рассказывали. Были дети, которые пережили блокаду, но больше — приезжих. Мы не говорили о том, что было, дети живут сегодняшним днем. Как раньше, так и сейчас. То, что было вчера, их не интересует. Это сейчас люди начинают что-то вспоминать и узнавать. А те, кто тогда уже после войны родился, — им блокада как война 1812 года.
Все было направлено на то, чтобы учить детей. Классы все время пополнялись, были очень большие. Ставили дополнительные стулья, табуретки, парт не было, просто столы. Учителя у нас были очень хорошие. Из 29 человек 28 поступили в институт — кто куда хотел. Я поступила в пищевой институт.
Мама потом вышла замуж. Отчим у меня был добрый, его все любили. Он хорошо к нам относился.
«Двухлетний брат знал одно слово — хлеб»
Когда война стала подходить близко и немцы оказались возле Колпина, местное отделение банка ликвидировали, а маму перевели в центральную контору госбанка на Фонтанке.
Здание Госбанка на Фонтанке
В Ленинграде мы жили у родственников. Сначала у одних, потом у других. Только мы уезжали, в дом попадала бомба. И так два раза. Выходит, что нам везло.
Потом нам дали комнату в коммуналке в доме №9 на Мытнинской улице. Этот дом уцелел, в него так и не попало ни одной бомбы. Старый такой, большой, семиэтажный, специально построенный, чтобы квартиры сдавать. Все они тогда в основном были коммунальные.
Дом на Мытнинской 9, где жила Нина Александровна во время и после блокады
Мы жили на третьем этаже, вход со двора. В комнате — большой камин, но топить было нечем, разве что стульями. Да и если затопишь, никакого тепла не было. Потом мама купила где-то буржуйку, маленькую-маленькую. И все — мама, я, бабушка, дедушка, тетя и ее двое детей — жили в этой комнате метров на 19. Там мы пережили первую зиму 1942-го. Как — не знаю. В памяти остался только бесконечный голод и холод.
В Ленинграде мы никуда не ходили, города не видели. Дикие морозы, обстрелы, опасно. Постоянно хотелось есть, мы все время лежали. Карточки получала только мама, остальные все были иждивенцы. В Колпино у нас был свой огородик, и поначалу, когда еще поезда ходили до города, дедушка и мама ездили и что-то там копали. Привозили картошку, правда, она была вся замерзшая. Но так было только первое время, а потом — ничего.
Рассказывали, что Бадаевские склады сгорели. На весь город было видно этот черный дым. Потом люди туда ходили, собирали землю, но мы — нет.
«Бикини-на-ватине» и две наволочки сухарей
С нами, детьми, была только тетя. Всем по дому — печку затопить, воду принести — заведовала она. Мне было восемь лет, сестре — девять. Был еще маленький брат, Аркаша, он в два года сидеть не мог, его подушками обкладывали. Аркашка прозрачный — мы так его и называли. Единственное слово, которое он всегда говорил — хлеб.
Мама могла уйти на целую неделю на работу, потому что ходить не было сил. Путь длинный, город темный. Никаких фонарей не было. Транспорт не ходил.
Дедушка сразу умер от голода. Где он похоронен, я не знаю. Не было сил куда-то везти, поэтому, если кто-то умирал, около дома складывали. Потом их отвозили. Я считаю, они все похоронены там, где наши блокадники – на братских кладбищах. Потому что другого ничего не было. Там были вырыты целые рвы. Дядя от нас пошел к себе домой и не дошел. Где-то упал, видимо.
Госдума не будет запрещать эвакуацию автомобилей из-под запрещающих знаков
«Эвакуация транспортных средств лишь за нарушение требований запрещающих знаков недопустима и нарушает права человека в том случае, если эти транспортные средства не мешают другим участникам дорожного движения», — говорилось в резолюции правозащитников.
Однако в итоге спор о необходимости изменений в федеральное законодательство, продолжавшийся несколько месяцев между депутатами, экспертами и чиновниками, окончился в пользу мэрии Москвы, и поправка об отмене эвакуации исчезла из законопроекта.
Глава Коллегии правовой защиты автовладельцев Виктор Травин сомневается в том, что вновь выдвигаемая инициатива будет принята.
«Московская власть имеет сильный аргумент для федеральных чиновников: эвакуация приносит деньги в бюджет, — говорит Травин «Газете.Ru». — И столичная мэрия ставит правительство перед выбором: будут они ездить в Москве по красивой брусчатке, стоять под красивыми фонарями или ходить по колено в грязи, потому что, если отменить эвакуацию, денег на благоустройство не будет».
В пресс-службе департамента транспорта оперативно прокомментировать новую депутатскую инициативу не смогли.
10-летнюю девочку готовят к депортации. Машу Удальцову отправляют на Украину. При этом ее близкие родственники остаются в Петербурге.
Это история, которая поражает своей абсурдностью, но при этом ни сколько не противоречит букве закона. Десятилетнюю гражданку Украины и нелегальную мигрантку Машу Удальцову готовят к депортации на Родину.
Срок действия регистрации девочки закончится 6 мая. С одной стороны, в действиях чиновников нет ничего неправомерного. Но, с другой, здесь, в Петербурге, у девочки остаются самые близкие родственники мать и брат.
Репортаж корреспондента НТВ Дарьи Криволаповой.
За свои десять лет Маша успела пожить в семье и сменить три детских дома. Этот в России для нее, видимо, станет последним. Потому что он как транзитная зона в аэропорту. Отсюда только один выход на самолет в Украину. Но на его борту не будет мамы и брата, которые остаются в Петербурге.
Когда девочке было два года, ее мать переехала в Петербург из Львовской области. Потом попала в тюрьму. С этого момента для Маши и началось хождение по детским домам. Мать вышла, но в итоге семья решила отдать ребенка на попечение государству. Тогда и встал вопрос о гражданстве.
Станислав Удальцов, брат Маши: «Нам ребенка не отдают. И не понятно, как теперь быть с сестрой. Сейчас ее отдали в транзитный детский дом, чтобы отправлять на Украину. Мать не лишена родительских прав».
В детском доме №18 Маша находилась полтора года. Оформить российское гражданство там не могли. По закону не положено. Регистрировали Машу и то через благотворительную организацию «Ночлежка».
И здесь всплыл еще один неприятный факт. Из консульства Украины на запрос пришел ответ: мама Маши с 2000 года находится в розыске. И как в этом случае отдавать ребенка в семью? Если мать нелегальная мигрантка, без определенного места жительства да еще и судимая.
Елена Клигман, директор школы-интерната №18: «Я с братом говорила, наверное, с января. Говорили мы о том, что он должен зарегистрироваться. И получив какое-то определенное место жительства, мы можем как-то иначе решить этот вопрос. Но с тех пор прошло достаточно времени. Он сказал, что не будет регистрироваться».
Станислав и рад бы зарегистрироваться. Но своей жилплощади у него нет. Купить не на что. За сестру он переживает. Чиновникам тоже по-человечески жалко девочку. Но они честно признаются, что на содержание Маши в детских домах Петербурга нет средств. Бюджет не предусматривает. А на Украине ей, может быть, повезет.
В ближайшее время девочку отправят на Украину. Но если мать Маши не вернется на Родину, то скорее всего ее автоматически лишат родительских прав. Единственный способ сохранить ребенка в семье оформить опеку брату. Правда, в этом случае ему также придется выезжать из России.
- Мне понравился этот материал1
Спасибо за голос!
Новости СМИ2
Плыли через Ладогу на баржах, одну разбомбило
В 1942 году оказалось, что надо покинуть город. По-прежнему работала одна мама, было очень трудно со снабжением. Нам, детям, не дали карточки на следующий месяц. Сказали, что нужно уезжать. Мы не хотели, потому что бабушка упала и сломала шейку бедра.
Как это случилось? Станцию разбомбили, и люди ходили за водой на Неву, но это было очень далеко. Бабушка пошла за водой в подвал какого-то дома и, когда стала подниматься, упала. Все воду проливали, ступеньки сильно заледенели, вот она и поскользнулась. Но успела еще принести ведро воды домой, а потом легла и не вставала.
Маму не отпустили. Работников было мало, а она занималась важными делами, обслуживала большие заводы. Мама понимала, что нужно, чтобы кто-то согласился меня взять. Ее не пускают, а я одна буду сидеть? Потом уже в соседних комнатах поселились две женщины, но в блокаду квартира стояла пустая.
Фильм-катастрофа «Спасти Ленинград». А был ли хэппи-энд
Дети не очень понимают, что будет дальше. Мы просто слушались. Сказали одеваться — мы одевались. Дел много надо было сделать: вещи собирать, документы оформлять. Это все мимо нас проходило, во взрослых жизнях.
Меня взяли тетя и бабушка. Мама посадила в машину, и мы поехали. Вот тебе и все провожание. Тут не до этого было, знаете, как провожают: руками машут… Главное было — Ладожское озеро переплыть. Холодно, но безо льда, мы шли на барже, все они были полны людей. Самолеты летали, бомбили. Это очень страшно. Тетка нас маленьких — у нее была дочка старше меня и мальчик 1940 года рождения — прижала к себе, чтобы мы ничего этого не видели. Мне рассказывали, что впереди шла баржа и ее разбомбило, все люди пошли под воду.
Потом нас покормили и опять посадили на машину — до железной дороги. Товарными вагонами прицепляли, отцепляли, дорога очень тяжелая, до Челябинска мы ехали около месяца. Туда и в Свердловск переехал Ижорский завод. Мамин родной брат переехал с нами, нам опять дали комнату. Комната метров 15, нас там жило девять человек. Бабушка из-за своей ноги никуда не выходила. Оставалась с нами.
Почта тогда работала, мы все время писали друг другу. Хотя шло все очень долго. Мама не могла писать, что ей плохо, что стреляли, что есть нечего, что одна… Но ей было спокойно, что мы все вместе, худо-бедно, но бомбы не падают на голову, и это уже хорошо.
Мама всю блокаду прожила в Ленинграде. Одна, в пустой квартире. Она была сильной женщиной и никогда ничего не рассказывала. Родилась в 1908-м и умерла на 95-м году жизни. Блокадники мужественные люди, закаленные.
Старо-Невский проспект, блокадное фото, место рядом с Мытнинской улицей
